Сортирный конвой
Я, в первый раз, женился рано. На первом курсе института, встретил девушку, полюбил страстно, и женился на ней. Мы оба были, еще детьми. Прямо после школы, поступили в ВУЗ. Не могу сказать, что моя женитьба, была умным поступком. Просто очень хотелось, чтобы девушка всегда была рядом, в том числе и в койке, а родители, и у нее и у меня были, уж больно строгие. Короче говоря – поженились мы с ней, а тут и сразу на второй курс пора. Сентябрь наступил, то есть. Ну, приходим мы, стало быть, в любимый альма матерь, а нам на первой паре и объявляют, что сегодня же вечером, весь второй курс, выезжает на картошку. В Рязанскую область. Бегите, мол, дети домой, собирайте рюкзачки и звездуйте на Казанский Вокзал. Вечером, весь наш ПГС оказался в забытом Богом и людьми поле, которое почему-то называлось “ Новая Ферма “. В поле этом, находились два покосившихся дощатых барака, траченный временем сортир, да каменный домик, гордо именовавшийся столовкой.
Холодная Скользкая Тварь
В столовке, еще была умывальная комната – вся черная от грязи и плесени, с разбитым кафельным полом, и кучками засохшего прошлогоднего человеческого кала, по углам. Если бы в 1983 году, в СССР, проводился всесоюзный конкурс, на самые скотские условия содержания сельхозрабочих, то наша “ Новая Ферма ”, безусловно, получила бы почетное, а возможно и призовое место. Для полноты впечатления, остается только добавить, что кормили нас в столовке, непонятной баландой, от которй, у всех ревело и бурчало в животах. Половина лагеря, бесконечно дристала, пелотки, в срочном порядке, научились тихо пускать “ вкрадчивых тушканчиков “, смрадных, но беззвучных. Все равно, это считалось большой победой, постольку – поскольку, по началу, от такого харча, они просто самопроизвольно громко и как-то жизнеутверждающе пукали, с неким присвистом. В баню, нас сводили, один раз за месяц, причем, когда мы в нее вошли, то большинство детишек, не видевших Красной Армии, или общежития, в каком нибудь рабочем поселке, зажав носы и сдерживая рвотные позывы, покинуло помещение, так и не раздевшись. Наступили трудовые будни. Весь день – от рассвета, до заката, мы ковырялись в грязи, выуживая из нее морковь и картошку, а по вечерам, сбивались в тесные компании, по интересам. Интересы у молодежи, были хоть и не обширные, но зато вполне конкретные – гитара и коллективное пение, совместное распитие дешевых вин, карточная игра, и, конечно же, сексуальные утехи. Впрочем, с каждым днем, становилось все холоднее и сумрачнее, дождь лил не переставая, и любителям перепихнуться на природе, волей-неволей, приходилось, примыкать к кружкам пьяниц, картежников и самодеятельных артистов.
Девочки, жили в отдельном дощатом бараке, поэтому, мы ходили к ним в гости. Почему мы к ним, а не они к нам? А потому, мои дорогие фтыкатели, что однажды, мы их все же пригласили к нам, в мужской барак, и они пришли. Это было в самом начале, нашей уборочной кампании. Мы, между прочим, готовились к их приходу, и даже подмели пол, как умели. Они пришли, увидели и занюхали наши душистые носки и ботинки, сальные тельники и свитеры…С тех самых пор, мы ходили в гости к ним, а не наоборот. А я вообще был женат на одной из девочек, поэтому, до самого отбоя, на официальных основаниях, сидел у нее в комнате. Мне было хорошо. Обо мне заботились. Мне кое-что стирали, меня подкармливали, чем могли, иногда девочки выходили погулять, на площадь перед бараками, минут на тридцать – сорок…
А по вечерам, на площади перед бараками, светился один тусклый фонарь. Здания столовки, сортира и умывальника тонули в темноте, а вокруг – поля, поля, овраги и больше ничего… Жутковато.
А в сортир хочется. Всем, причем. Баланда, делает свое дело – почти все дрищут, или жиденько так срут. А идти туда страшно. Страшно по двум причинам: Во первых потому, что темно очень, кочки по дороге встречаются и легко можно попасть в свежие кучки и лужи говна. Из-за отвратительного запаха и неосвещенного пути, народ приладился срать, на подступах к дощатому калоприемнику. Причем начинали с ближних подступов, но скоро, по причине загаженности площадки, переместились на дальние подступы.
Ну, это еще беда-не беда. На эту беду, у нас, оказалось, по электрическому фонарику на барак. Однако было и во вторых – на обоих входах в сральник, отсутствовали двери. Напрочь, причем отсутствовали. Двери, заменяли куски брезента, грязного и вонючего. Чтобы брезент сильно не болтало ветром, снизу к нему были прибиты куски досок. Красота и техничность исполнения! Шедевр! Но как срать, если тебя обдувает ветром, да еще и брезент колышется, и норовит заехать тебе в лицо? А замка на брезенте нет! И пока ты срешь, неизвестно, кто вломится к тебе за компанию.
Однажды вечером, холодным, дождливым и безнадежным, моя жена, попросила сопроводить ее в туалет, и постоять на атасе, пока она не сделает свое дело. А когда операция была закончена, она попросила проводить, и ее подругу. Потом подругу подруги.. Потом, каждый вечер, после чаю, девочки говорили мне – Холодная Скользкая Тварь, пойдем, покакаем! И я весь вечер, водил под конвоем всех двенадцать девочек гадить, и стоял перед брезентовым пологом, с фонариком, и слушал журчание струек мочи и шлепанье кала. А одна девочка, из компании моей жены, была неимоверно толстая, она страдала одышкой, и во время дефекации натужно кряхтела и очень громко, дробно пукала. Я страшно страдал целый месяц, я полностью охладел к своей молодой жене, и вскоре с ней развелся.
Иногда я думаю – а не причислить ли мне себя, к жертвам советского режима? Ведь наличие таких ужасных, негуманных туалетов, является безусловным преступлением против человечности и свободы личности.
P.S. А пендосы, передохли бы вообще, на следующий день.
